Раздел для АМС

Пробный пост: смотреть Всё, что у них есть — желание ощущать, и не важно, своим телом или чужим. Всё это острое, сладкое и солёное, страшное и мягкое, терпкое и колющее, рвущее на части и ласковое. Они не должны были никогда узнать даже малой части того, что могут чувствовать теперь. Те, кто были созданы ангелами, воплощением исключительного гения всевышней сущности, всего по-настоящему приятного были бы лишены вечно, все эти грядущие тысячи лет от сотворения мира и до последней секунды апокалипсиса, который, по ощущениям, длится и длится. Их жизнь должна была быть бестелесными искрами, вылетевшими из огня изначального света. Их жизнь должна была быть безвкусным существованием во имя цели высшего порядка — над людьми, над облаками, над мерзкими мыслями, которые сейчас крутятся-крутятся-крутятся маленькими ураганами в головах пассажиров бизнес-класса, которые видят, насколько отточенно-красиво притирается к мраморно-бледной коже Белиала исполненная здорового румянца люциферова щека, как ведут выше по шее к уху его губы, беззвучно пересказывая эти человеческие мысли во всех их подробностях. Да Белиал и сам их слышит, потому что чужие души и тела достаточно испорчены и с радостью открываются его воле. Именно от них, от этого внимания, от запаха желания Белиал плавится и выгибается, радуясь, что ребёнок на руках у своей растрепанной матери-свиноматки заткнулся. Он бы испортил и опошлил картину, созданную телами двух высочайших в адовой бездне демонов. Белиал нажимает большим пальцем в середину ладони Люцифера, ведёт подушечкой ласкающе по линии жизни, не имеющей ничего общего с тем, сколько в действительности предстоит жить ни этому его рыжеволосому облику, ни самой Утренней Звезде. Подумать только, какой может быть нежной безумная всесильная тварь, склонная к садизму (по образу и подобию его). Белиал запрокидывает голову, поворачиваясь к мелкому политику в кресле напротив, ловит его испуганно-внимательный взгляд, словно на мушку, своими немигающими глубокими, как сам Ад, глазами, и одними уголками губ одобрительно улыбается чужому чувству противоречия. Холодно и высокомерно, так, как этот мужчина и хотел бы, чтобы на него посмотрели. Именно в нужный момент. Чтобы это он, одиноко устроившийся в своём кресле, жадно вздрагивал от каждого нового прикосновения — не к нему. Белиал запускает белую ладонь в рыжие волосы Люцифера, и они вдвоём продолжают смотреть-смотреть-смотреть до тех пор, пока не начинается снижение. Пока живая душа не выгорает навсегда внутри ценителя прекрасного, сидящего напротив и ничего не заметившего, кроме того, что так хотел увидеть (а ещё потрогать, прижаться, выгладить-вылизать-испещрить поцелуями благоговейного восторга, как высшую святыню, но это ему уже никто не позволит). Яркий Рим ничем не похож на аскетичные серые коридоры, соединяющие такие же безликие комнаты-кельи, полные медленно умирающих, словно мыши в мышеловке, людей. И это так и должно быть: одна страница вместе со старой кожей сворачивается в огне и ядовитой пене на губах отравившихся, вторая — розовощёкая и рыжеволосая — открывается и импульсивно бегает от одной яркой безделушки к другой, чтобы потом все их выбросить в момент. Люцифер сверхцелеустремлён, импульсивен и весел, пропитанный чужой кровью и агонией до сих пор, почти как газеты и телевидение, обсасывающие одну шокирующую подробность за другой по всем каналам. И, что самое важное, всем интересно, а куда же пропал Отец всех несчастных, решивших перейти в мир иной, не дожидаясь финала трагикомедии под названием "божественный замысел". Тот, кто утешал и направлял, щёлкает пальцами в воздухе, а затем выпутывает из тёмных густых волос, расползшихся по плечам, какую-то пушинку. И снова оказывается в захвате горячих люциферовых ладоней. Белиал наклоняет голову набок, позволяя чужим пальцам скользить по своему лицу, тянется за этим прикосновением, по-кошачьи жмурясь. Конечно, всё в любом случае работает без них, словно те же часы — глиняные истуканчики не хуже шестерёнок справляются со своей работой, если только знать, как сцепить их в одно и надавить посильнее, будто острым каблуком наступаешь на навозного жука. Белиал не любит выбиваться из графика, поэтому он просто меняет график. Закуривает наконец-то, глубоко затягиваясь и выдыхая кинжально острую струйку дыма в сторону. — Я всё равно за ним слежу, — предупреждает, не уступая до конца. Просто потому что даже часам нужен присмотр. Они отправляются ждать в засаде. — Это была твоя идея, — Белиал усмехается, когда они усаживаются в одной из бесчисленных и пустынных в это время кафешек, до безумия одинаковых атмосферой, интерьерами, вывесками, меню и даже именами владельцев. Всё это итальянское вокруг пестрит, пестрит перед глазами россыпью стёклышек вскрытого неосторожным ребенком калейдоскопа. Мороженое, подтаяв, стекает с ложечки на бледное запястье, прямо на дорогой аксессуар, его охватывающий, а затем белой сладкой линией повторяет просвечивающую вену почти до локтя. Белиал поворачивает руку, чтобы Люциферу было удобнее. А затем, стащив зубами перчатки, лезет в изящный хрусталь с десертом прямо указательным пальцем, нарочито явно нарушая привычные для самого себя правила, до дрожи, бегущей по спине вдоль позвоночника, уродуя свою любовь к прекрасному. Мороженое слишком быстро приедается, хочется вместо сладкого чего-нибудь терпко-солёного. И, постучав по маленькому кварцевому стёклышку над остановившимися стрелками, Белиал отвечает на заданный раньше и оставшийся без ответа вопрос. — Давай прямо тут, — закусывает испачканный растаявшим десертом палец почти до крови. Связь: @karbonel; Откуда узнали о нас: был всегда